Он смотрел на нее, не отрываясь, держал ее в плену своего взгляда.
– Наши отношения, – беспощадно продолжал он, – это сомнительная авантюра, совершенно недостойная тебя. Ты заслуживаешь другого.
Решив остановить его, пока он не произнес слов, которых она боялась больше всего, Сильви выпалила:
– Об этом судить только мне! Я люблю вас, и со мной бесполезно говорить языком разума.
Ее сердце учащенно билось, мысли путались, и ей пришлось сделать усилие, чтобы взять себя в руки и превозмочь страх перед этим разговором.
– Я знаю, вы считаете меня чересчур требовательной. Каждый раз я обещаю себе больше не докучать вам, но это сильнее меня.
Она выдавила из себя улыбку, хотела легкую – получилась патетичная. В самом деле, стоило ли унижаться до такой степени? Ей нечего ждать от Шарля: он никогда не изменится. Память о Юдифи не сотрется – бесполезно обманывать себя. Юдифь он любил по-настоящему – в этом он только что честно признался, это знала вся семья: невозможно забыть о великолепной паре, какой они были до войны. Против этого призрака у Сильви не было шансов.
– Ты мне не наскучила. Твои желания, они… льстят мне, по крайней мере.
Он энергично накрыл ее руку своей – всего на одно мгновение. Он сердился на себя из-за того, что причинил ей боль, но это чувство не имело ничего общего с любовью. Он испытывал к ней физическое влечение (как любой другой мужчина на его месте: ведь она была поистине обольстительна), но ничего не ждал от нее, кроме нескольких мгновений удовольствия.
– Если вас ждет работа, давайте уйдем: я больше не хочу есть, – неторопливо проговорила она.
Скомканный, испорченный вечер и перспектива бессонницы. Несмотря на цинизм Шарля, она все-таки ждала его звонка в следующие дни. Он жил в ее сердце, и это было самое ужасное для тридцатилетней женщины. Пока он доставал бумажник, рассеянно оплачивал счет, она размышляла, где взять сил, чтобы положить конец их истории. Ведь, может, между ними ничего не было, она просто баюкала себя несбыточной сказкой, и теперь, наконец, пришло время признать это.
Винсен со вздохом закрыл альбом. Среди коричневатых фотографий было много пустот. Его дед Анри, которого он, понятное дело, не знал, дядя Эдуард, мать и младшая сестра.
– Ты нашел то, что искал, дорогой? – спросила Клара из другого конца будуара.
– Да нет, я просто смотрел…
Сколько раз он перелистывал толстый том из зеленого сафьяна, изучая знакомые лица! Клара частенько наблюдала за ним, и всякий раз он останавливался на одних и тех же местах: отец в форме лейтенанта, отец верхом на коне на лужайке парка Багатель, отец в куртке у кабины самолета.
– Правда, он был красивый? – спросила Клара, не вставая со своего места.
– Очень…
Красивый и смеющийся: на большинстве фотографий у него была улыбка, которой в жизни Винсен никогда не видел.
– Как ты думаешь, бабушка, когда-нибудь он сможет снова стать таким?
Наивная прямота вопроса смутила Клару, но она тут же взяла себя в руки. Винсен был слишком умен, чтобы врать ему, поэтому она выбрала правду.
– Нет, мой милый. Во-первых, твоему папе сорок лет и он уже не молодой человек. Думаю, его теперь не интересует ни спорт, ни самолеты, ни путешествия, ни ночные клубы или бридж, но это естественно, ведь правда? Что до веселости, то ты сам понимаешь, это ему уже недоступно.
– Я хотел бы знать его в то время.
– Да, я понимаю тебя, только ты очень нелогичен: мы никогда не встретим родителей в их двадцать лет!
– Тогда я бы очень хотел быть похожим на него.
– Что тебе мешает?
Отложив книгу счетов, – она делала вид, что изучает ее, чтобы не потревожить внука, – Клара встала и подошла к нему. Склонившись над Винсеном, она снова открыла альбом.
– У него было отличное чувство юмора, он постоянно шутил, – меланхолично сказала она. – Его всюду приглашали, он был любимцем девушек. И, как видишь, он во всем прекрасно выглядел: и в форме, и во фраке, да в чем угодно… Я так гордилась, что у меня такой чудесный сын! Может быть, чересчур. Но мне не в чем было его упрекнуть: он преуспевал во всех начинаниях. Более того, он был скромный, вежливый – словом, к его колыбели слетелись три феи. Ему бы прожить замечательную жизнь, но тут началась война… Резко захлопнув альбом, она встала.
– Итак, рискую тебя разочаровать, но твой отец не имеет ничего общего с молодым человеком, оставшимся здесь!
Винсен не сразу поднял глаза на бабушку: он понял, что она была очень взволнованна.
– Извини, – пробормотал он.
– Нет, почему же? Ты имеешь право знать! Даниэлю и тебе это, думаю, совсем не легко. Ведь сначала вам советовали подождать, а потом ничего не изменилось, правда?
Он молча кивнул, она ласково положила руку ему на плечо.
– Ты должен смириться, мой большой мальчик. Тем более что даже в печали твой отец остается… хорошим человеком.
Последнее она произнесла против воли, и Винсен нахмурился, заинтересованный ее замешательством.
– Он отличный адвокат, – уверенно продолжила Клара. – Он сделал блестящую карьеру, любит свою работу, он…
– Никогда не находит времени для нас, – негромко продолжил Винсен.
Клара удивленно взглянула на него, потом снова обняла.
– Дорогой мой, большой мой мальчик… Я тут, я дам тебе всю любовь, которая тебе нужна! Кроме того, Шарль любит вас, и твоего брата, и тебя, разве ты можешь в этом сомневаться?
Она прижимала его к себе и мысленно отсчитывала годы с трагической гибели Юдифи. Даниэль и Винсен выросли без материнской любви, а эта глупая тетушка Мадлен, конечно же, не смогла заменить ее! Что до Шарля, то он был холоден, высокомерен, равнодушен. И по части проявлений нежности Клара всегда была одна на передовой.