– Мама! – вмешался он. – Ты, что, насмотрелась фильмов Паньоля? Ты и в самом деле думаешь, что я разорусь на Мари и укажу ей на дверь?
Озадаченная Клара отступила на шаг, чтобы опереться на каминную доску. Она сильно ошибалась, полагая, что Шарль стал предсказуемым. Тем более что он почти любезно предложил:
– Давайте присядем.
Он первым уселся, положив ногу на ногу, потом достал портсигар и неизменную зажигалку. В эту жару на нем была рубашка с открытым воротом и легкий льняной пиджак. Загорелый, стройный, привлекательный – никакой другой мужчина не выглядел таковым в глазах Мари. Она вдруг почувствовала, что всю жизнь будет искать этот образ, не находя его. Не отражение ли Шарля она преследовала среди случайных партнеров, которые всегда ее разочаровывали? Ни у кого не было такой уверенности, таких прозрачных, как лед, глаз, той смутной печали, делавшей взгляд Шарля таким глубоким. С тех пор как он вернулся из Германии семь лет назад, она все время боролась с этим странным двояким чувством.
– Ты могла бы первый год стажироваться у меня, – наконец сказал он, тщательно взвешивая слова. – Так тебе будет проще, и это совсем неплохое начало для твоей карьеры.
Она никогда не осмелилась бы просить его об этом. Она не хотела ни привилегий, ни поблажек, хотя мечтала осваивать свою профессию рядом с ним; его предложение было тем более неожиданным при таких обстоятельствах.
– Шарль… – пролепетала она.
Подняв на нее свои светлые глаза, Шарль неправильно истолковал ее смятение.
– Прости, тебя тошнит от дыма?
Покачав головой, Мари, приободрясь, рассмеялась, а он потушил окурок.
Измученная жарой, Сильви сотый раз за ночь перевернулась на другой бок. Она не гасила ночник, не открывала окно, чтобы не привлекать москитов, и вся взмокла от духоты. Ее дорожные часы показывали два часа тридцать пять минут. Шарль уже не придет, теперь она была в этом уверена и чувствовала себя ужасно подавленной. Раздосадованная, униженная и по-прежнему желающая его. Вечером ей показалось, что Шарля охватило то же желание, что и ее, и они впервые понимают друг друга. Его улыбка – такая редкая! – была настоящим обещанием. Почему же он всегда обманывал, скрывался от нее?
Ничего более не ожидая, она встала, порылась в чемодане и, достав оттуда лосьон из мелиссы, протерла лицо, шею, руки. Потом Сильви широко открыла окно и с облегчением вдохнула, наконец, немного свежести. Ночи в Валлонге полны чудесных ароматов, как она могла забыть об этом? Прямо под окнами Ален разбил несколько клумб с лавандой и душистыми травами, чтобы доставить удовольствие бабушке, как он радостно объявил за ужином. Кроме того, этот дом был настоящим раем: Клара с врожденным чувством прекрасного подбирала в нем каждую деталь. Место, созданное для счастья.
«Да, но никогда Шарль не женится на мне, он меня никогда не полюбит, я никогда не буду ничего значить в его жизни! Я обречена вечно быть второстепенной, удовлетворять не желания, а потребности! Потребности одинокого мужчины, только и всего…»
Она много плакала, думая о нем, а годы шли, не внося в их отношения ни малейшего изменения. Кроме того, что теперь Сильви было уже тридцать три года и что, к счастью, Стюарт, ждавший ее до сих пор, не терял надежды и не успел обзавестись другой женщиной.
«И это все, что ждет тебя, моя бедняжка? Никакой перспективы, никакого будущего?»
Она должна заставить себя взглянуть на Стюарта по-другому. Они одного возраста, вращаются в одном кругу, прекрасно понимают друг друга – чего ей еще надо? Конечно, за столом она сравнивала их, и сравнение это было в пользу Шарля.
«Просто ты смотришь на него влюбленными глазами, вот и все. Он не умеет смеяться, у него нет сострадания, терпения, он даже не может сдержать свое обещание!»
А может, уехать завтра утром вместе со Стюартом в Монте-Карло – он ее звал… Там можно будет купаться, ходить в казино, наслаждаться невиданной роскошью «Отеля де Пари», где для Стюарта зарезервирован номер домом Живанши. А потом оказаться в его объятьях – ведь он только этого и ждет. Хотя бы раз в жизни побыть открыто любимой женщиной.
«Я сыта по горло тайными встречами и украденными часами, мне надоели сочувственные взгляды Клары!»
Стюарт предсказал ей, что наступит день, и она поймет, что она просто старая дева. И этому негодяю Шарлю больше не придется скрывать ее, как постыдную болезнь, но она останется одна.
Она медленно отошла от окна, вернулась к скомканной постели. Ее полупрозрачный пеньюар из сатина персикового цвета никого не соблазнит этой ночью. Было почти три часа, и ей лучше было заснуть, если она не хочет проснуться с тяжелой головой.
После ухода Клары и Мари Шарль, оставшись в библиотеке, размышлял. Все дети Эдуарда, кроме Готье, создавали большие трудности. Был ли он на высоте в роли дяди? Единственный мужчина в семье, он представлял для племянников отцовскую власть, и Мадлен полагалась на него во всем, что касалось их воспитания. Только вот Ален в шестнадцать лет бросил учебу, а теперь Мари оказалась девушкой-матерью, да еще и гордилась этим! Если бы такие удары наносили ему сыновья, он реагировал бы с большей решимостью, независимо от мнения Клары. Когда Винсен получил плохую оценку по уголовному судопроизводству, Шарль не ограничился одними наставлениями, а на целый месяц запретил ему развлечения.
Мадлен изойдет стонами, когда все узнает, а Мари собиралась сообщить ей новость утром. Мадлен еще долго придется вздыхать и ссылаться на «бедного Эдуарда»! Поэтому Шарль заранее наметил возможные решения проблем. С Мари он поговорил вежливо, предлагая решения и уничтожая препятствия. Для него она была молодой беззащитной девушкой (даже если он и чувствовал в ней сильный характер), вынужденной жить жизнью женщины. Но, как всегда, любая женщина в беде неизбежно напоминала ему о Юдифи, а в этих случаях он не мог выбрать другого пути, кроме пути спасения. Клара решила купить новую квартиру, чтобы Мари чувствовала себя по возможности независимой, как сама того хотела, но поблизости от авеню Малахов. Такое положение дел позволяло будущей маме одновременно быть и независимой, и получать поддержку семьи. Согласится ли Мадлен помогать дочери или нет, Клара займется этим сама. Работая у Шарля, Мари сможет иметь дополнительные выходные дни, так необходимые молодой матери, и не станет при этом мишенью для сплетен. Вряд ли в конторе мэтра Морвана-Мейера кто-то осмелится отпустить неуместное замечание о его племяннице.